Еще вчера не слишком красивый, но и не страшный – мало кто бывает полностью доволен своей внешностью – шестнадцатилетний парень напоминал неряшливо ощипанную курицу, если не сказать – петуха… Грязный, как черт. С синяком размером в полтела. И кожей, гноящейся и кровоточащей от макушки до пяток. Только волосы почему-то казались не пострадавшими. Все такие же черные, как будто после тщательной обработки печной сажей.

Но нельзя не признать, что часа четыре назад все было значительно хуже. Сейчас шрамы уже начали твердеть и рубцеваться, хоть поначалу и казались вообще невылечиваемыми. Впрочем, на мне всегда все быстро затягивалось… Я посмотрел себе на ноги. Если честно, – то, что я мог передвигаться с помощью этого в течение четырех часов подряд, выглядело малореальным… Ниже колен живого места было меньше всего.

Хорошо хоть, что какую-то одежду удалось найти, да еще кинжал. Правда, последний больше походил на повидавший виды кухонный нож, а не на оружие, но лучше уж это, чем ничего…

Неожиданно, послышались чьи-то шаги. Слишком частые и слишком легкие для человека: если б не повторяющийся ритм, я не заметил бы их среди общего шума. Первым желанием было броситься бежать, но этот порыв быстро улетучился. Чтобы бежать, нужны силы…

Он появился метрах в пятнадцати ниже по течению. Два острых уха, полная кривых белых сабель пасть, серая морда с черным пятном посредине и пара светящихся желтых глаз. Должно быть, в нем было не меньше ста пятидесяти килограммов веса. Большой старый волк.

Неторопливо, пока не замечая меня, он спустился к реке, начал лакать прозрачную воду. Быстрое течение несло к звериному носу смытые мною грязь и кровь. Волк поднял голову… Он, конечно, не был разумен, но что-то такое было в этом взгляде. Почти человеческая ненависть.

Я окончательно уверовал, что день сегодня особенно неудачный.

Тут, волк медленно двинулся в мою сторону. Это немного помогло мне. Я тут же начал соображать.

Метнув взгляд в сторону леса, я понял, что залезть на дерево не получится. Ближайшие деревья были или слишком тонкими, чтобы выдержать вес моего тела, или достаточно большими, но без единой ветки ниже трех-четырех метров над землей. Не на шутку приуныв, я вытащил из-за пояса припасенный нож. Теперь он показался мне еще незначительнее, чем прежде. Перехватив «оружие» поудобнее, я стал переступать чуть левее, в сторону ближайшего ко мне крупного дерева: хотелось иметь между собой и волком хоть какую-нибудь преграду. Затея удалась наполовину. До дерева я все же успел дойти, и теперь волк мог напасть на меня только справа, но преграды между нами так и не появилось.

Не добежав до меня полутора метров, зверь остановился. «Зря», – подумалось мне. Если бы он налетел со всего маху, у него бы еще был шанс напороться на нож, который хоть и мал, но достаточно острый…

Пауза оказалась короткой. Он замер на несколько мгновений, – сердце успело опуститься в область лодыжек, – и прыгнул вперед. Скорее от отчаяния, нежели действительно на что-то надеясь, я отскочил вправо… Пасть сомкнулась чуть ниже моего колена… и сразу отпустила. Зубы не достали до кости, и я лишился только части икры. Больно было ужасно. Мысль, что нога и так была потрепанной, утешала не слишком…

Пользуясь тем, что волк на какой-то миг повернулся ко мне боком, я сделал самое резкое движение, на какое был способен. К сожалению, хищник оказался быстрее. Нож был на расстоянии ладони от серого бока, но как этот бок сумел обернуться волчьей пастью, я не успел заметить. Оржие выпало из руки. Теперь у нас обоих было только то, что мы получили от родителей…

Тяжелая серая молния сбила меня с ног, и широкая до неприличия пасть сразу потянулась к горлу. Я подставил локоть – лицо тут же залило густой темно-красной жидкостью. В последней, уже безнадежной, попытке, левой рукой я потянулся к волчьей морде, надеясь добраться до глаз… Ладонь уперлась в жесткую шею.

Кровь заливала лицо, я быстро слабел. Сознание тонуло в красном тумане. Уже в забытьи я почувствовал нестерпимый жар, прокатившийся по всему телу, и отключился.

…Мучительно и неотвратимо я вновь становился частью этого мира. После длительной пробежки по лесу ужасно ныли мышцы по всему телу, все еще нестерпимо чесалась кожа, что-то сильно сдавливало лодыжку левой ноги.

Я с трудом разлепил глаза. Настали сумерки. Теплый летний ветерок устало теребил верхушки деревьев, здоровенный комар беззастенчиво упивался моей кровью, обгоревшая волчья туша лежала рядом… Если бы не боль в ноге, можно сказать, что чувствовал я себя не так уж и плохо… Но она все-таки болела. Собрав силы в кулак, я оттолкнул волка в сторону.

Немного приподнявшись на локтях, я облокотился спиной о ближайшее дерево. Оглядев свое тело, я убедился, что заживление ран проходит с необычной, даже слегка пугающей скоростью. Они не зажили полностью, но уже совсем зарубцевались, и кожа почти не болела, только нещадно чесалась. О волчьих укусах напоминали мелкие рваные цепочки бледных шрамов на локте и икре. Хотя последней полагалось быть, как минимум, наполовину откушенной…

Есть хотелось страшно.

То, что осталось от волка, лежало в полутора метрах от меня. Большой кусок обгоревшего мяса с очень четким черным отпечатком человеческой пятерни в области шеи.

С одной стороны, я, конечно, был рад, что не стал чьим-то обедом или ужином, но с другой… Я вспомнил жар, пронзивший все тело перед тем, как я потерял сознание. Выходит, это я его поджарил… Мысль была немного диковатой. Я всегда был сильнее своих сверстников, да и реакция неплохая, но чтобы вот так запросто кого-нибудь испепелить… Я ведь не маг, хотя было бы неплохо. Но не проявлял я никогда подобных способностей, хоть и рановато вроде – в шестнадцать-то лет… Вот бы Ирвин удивился…

Я старательно поморщился. Этот день был неудачным не только для меня…

Проснулся я, как и всегда, рано. Точнее, очень рано для себя. Мне всегда почему-то казалось, что вставать с восходом солнца – в шесть, а то и в пять часов утра – это не просто странно, это чересчур, но, тем не менее, каждый день вставал вместе со всеми. Возмущало меня подобное положение дел не потому, что я был такой уж соня или лентяй, тут все скорей наоборот, а потому что просто не было здесь ничего такого, чего нельзя было сделать днем или вечером. Я еще мог понять тех жителей деревни, кому нужно было ухаживать за чайными деревьями – хотя что можно там делать целый день? – но дяде Ирвину-то почему не спалось? Он, конечно, родился в Чайной – название хоть и логичное, но дурацкое, – зато ведь всю жизнь провел далеко отсюда, и на него эта любовь к ранним подъемам распространяться не должна бы… Но нет, Ирвин просыпался в пять утра и заставлял вставать меня. Вот и получалось день изо дня: поднимаясь на ноги в пять, просыпался я в лучшем случае часов в восемь-девять, а ложась вечером в постель, до половины ночи не мог уснуть. Просто физически не получалось.

Зато, протекая в легком тумане, ранние часы казались не такими уж обременительными. Ирвин очень любил поручить мне что-нибудь такое… не слишком обременительное для мозга.

Сам он мне не помогал, я думаю, исключительно из принципа. Он, конечно, был уже стар, но тренировать меня это ему не мешало. Впрочем, на что, на что, а на тренировки я никогда не жаловался. Они совсем не были скучными.

Но больше занятий фехтованием мне нравились другие уроки, открывающие для меня неизвестный, иной мир. Разительно отличающийся от, казалось, остановившейся жизни нашей деревни.

Ирвин рассказывал только о том, что видел сам, но и этого было немало. Моря: Зеленое, Серединное и даже Беспокойное, по которому дядя, конечно, не ходил, но видел собственными глазами, горы: недоступные Игские и изрезанные киркой и зубилом Тратские, степь Данхары и Трихры, а также Тавлия, Каранут, Кастор и Кимская империя, – и все это лишь по правую сторону Серединного. А ведь была еще и западная сторона, и целый ворох легенд, преданий, пророчеств… еще более захватывающих и манящих.